Мы начинаем публиковать видео тексты курса философско-литературных лекций-бесед по русскому космизму, проводимых в областной научной библиотеке им. Крупской. Название курса «Русский космизм. История, современность, перспективы».
Читает курс Анастасия Георгиевна Гачева, д.ф.н., ведущий научный сотрудник Ин-та мировой литературы РАН, гл. библиотекарь Музея-библиотеки Н.Ф. Федорова при библиотеке № 180 г. Москвы.
Беседа первая. Тема: Русский космизм: образ мира, человека, истории. Здесь Анастасия Георгиевна очерчивает рамки курса и обозначает темы, которые будут раскрыты в последующих лекциях.
Видео
И текст (см. с 12:04):
Итак, мы будем говорить с вами сегодня вот о чём. Первая лекция называется так: «Русский космизм: образ мира, человека, истории». Это будет некий пробег по идеям, которые внесла в мир вот эта плеяда. Для того, чтобы мы с вами вошли в это созвездие, я сначала перечислю вам имена. Прежде всего, это Николай Фёдорович Фёдоров, философ, библиотекарь, педагог-новатор. Человек, благодаря которому философия космизма и родилась.
В философии космизма мы выделяем два основных направления.
Это естественнонаучная ветвь, к которой относятся наши крупные мыслители-учёные, философы-учёные, мыслящие учёные: это и Циолковский – философ, автор космической философии и родоначальник космонавтики.
И Александр Леонидович Чижевский, с которым связано такое направление как космобиология (космическая биология), который обосновал зависимость процессов, происходящих на планете Земля, от циклов солнечной активности, в том числе и исторических процессов. У него была такая замечательная работа «Физические факторы исторического процесса» .
Это Николай Алексеевич Умов, физик-теоретик, физик-философ, в трудах которого была обоснована важнейшая для интеллектуального поля космизма, идея антиэнтропийной сущности жизни.
Владимир Иванович Вернадский, автор учения о биосфере и её переходе в ноосферу.
Николай Григорьевич Холодный, он во многом ученик Вернадского и автор концепции антропокосмизма.
И Василий Феофилович Купревич – это биолог, интереснейшая фигура космизма 60-х годов, когда началась эра космоса. И эта эра космоса сопровождалась вниманием к медико-биологическим проблемам. Вообще проблемам перспективы человека в его природе, проблемам продления жизни.
В русском космизме это две взаимосвязанных идеи. Идея победы человека над пространством, власти над пространством, с чем, собственно, и связана идея выхода человечества в космос. И идея победы над временем, идея обретения бессмертия. И Купревич как раз выступил с целой серией статей на тему «Долголетие: реальность, мечты» , где он говорил о проблеме продления жизни и о том, как эта задача связана с темой освоения космоса.
Религиозно-философская ветвь, которая связана с идеями и трудами выдающихся отечественных философов-богословов. Часть из них были современниками Фёдорова, часть вошли в культуру в Серебряном веке. Но это прежде всего та тема, которая связана с пониманием что есть христианство и каково его назначение в мире и истории. То есть, если христианство – только религия личного спасения или христианство есть религия делания, и всё, что происходит в мире и истории, есть сфера христианской ответственности. Здесь как раз была выдвинута чрезвычайно важная для христианской философии и христианской историософии идея истории как пространства встречи божественной активности и активности человеческой. Идея христианизации всех сфер дел и творчества человека от науки, культуры, хозяйства до просвещения, образования и т.д.
Очень интересная плеяда мыслителей – Соловьёв, Булгаков, Флоренский, Бердяев. И эта плеяда мыслителей 20-х годов, оставшихся в Советской России, которые пытались внести в социалистическое строительство некое новое дыхание, придать ему новый, космический масштаб. Это Горский, Ситницкий и Валериан Муравьёв.
Ну и конечно мы можем и должны говорить о европейском космизме. И здесь две фигуры: это Анри Бергсон и Пьер Тейяр де Шарден. О них мы будем говорить специально.
И коротко я вам покажу предтечей космизма, у нас будет отдельная лекция, наверное, следующая. Это Василий Назарович Каразин, который говорил о возможностях применении электричества к возможностям человека. Это первый философ, от которого идет идея регуляции природы.
Владимир Фёдорович Одоевский, философ-любомудр, первый директор Румянцевского музея, когда он был ещё в Петербурге. Автор фантастического романа «Русские ночи» , заговоривший в отечественной культуре о синтезе веры, знания и творчества человека.
И Александр Николаевич Радищев, который автор не только «Путешествия из Петербурга в Москву», но и трактата «О человеке, его смертности и бессмертии» , где он тоже говорит о перспективах человечества. О том, что есть человек и каково его назначение в мире.
И три фигуры второй половины XIX века, вернее, последней его четверти. Это тот самый [Сергей Андреевич] Подолинский, книжку которого «Труд человека и его отношение к распределению энергии» я показывала.
Александр Васильевич Сухово-Кобылин, автор очень интересного философского учения «Всемир» , где он заговорил о трёх стадиях эволюции человечества: от человечества земного, которое осуществляет свою деятельность только в пределах Земли, до человечества солярного, которое выходит в Солнечную систему и становится деятелем в Солнечной системе, и сидерическое человечество – то есть человечество, которое в перспективе своей вселенской истории должно стать творцом всего мироздания, жить во всём универсуме.
И Василий [Васильевич] Докучаев – это почвовед, который заговорил о роли почв, основываясь на идеях которого Вернадский строит свою концепцию биосферы. Кстати, [В.В.] Докучаев, впервые заговорив об иссушении почв, ввёл в сознание XIX века идею экологического кризиса. То есть, то, что мы сейчас говорим о глобальных проблемах цивилизации, о том, что человечество, вместо того, чтобы быть добрым хозяином на планете Земля, является паразитом-захребетником природы, умеющим только выкачивать ресурсы Земли и часто строящем свою экономику только на этом выкачивании, как, к сожалению, происходит сейчас у нас в России, что такое человечество обречено. Об этом впервые заговорил [В.В.]Докучаев, об этом заговорил и [Н.Ф.]Фёдоров, его современник.
Кроме того, в космизме мощное художественное течение. Мы поговорим о том, как от Ломоносова, Державина, Лермонтова, Пушкина, Тютчева к Толстому, Гоголю и Достоевскому, а затем уже к писателям и художникам XX века, от Брюсова и Маяковского до Хлебникова, Пришвина, Горького, Бориса Пастернака, идеи космизма находят свои воплощения в литературе. Об этом мы поговорим.
У нас будет отдельная лекция о космизме в искусстве. То есть русский авангард, обращенный тоже каким-то, так сказать… попытки выйти за пределы искусства как только творчества второй реальности, выйти в жизнь и преображать эту жизнь и дать ей какое-то новое измерение. Вот русский авангард тоже чрезвычайно близок к философии космизма, воплощал в себе её идеи. Мы поговорим и о [П.Н.] Филонове , мы поговорим о [В.Н.] Чекрыгине . Мы поговорим об архитекторах 10-х, 20-х годов, которые проектировали летающие города, города в космосе и т.д.
Это всё – перспектива наших с вами лекций и встреч.
Ну а пока я поговорю, собственно, о том, как космисты… какой образ мира и человека в этом мире и перспектив истории они выстраивали. И начну я с замечательной цитаты из отца Павла Флоренского: «Мир, есть о мир, образ Софии, есть Мать, Невеста и Жена образа Христова — Человека, ему подобная, ждущая от него заботы, ласки и оплодотворения духом. Человеку-мужу надлежит любить Мир-жену, быть с нею в единении, возделывать ее и ходить за нею, управлять ею, ведя ее к просветлению и одухотворению и направляя ее стихийную мощь и хаотические порывы в сторону творчества, чтобы явился в твари ее изначальный космос».
Здесь мы видим замечательную икону. Абсолютно космологическую икону древнерусскую, которая называется «Богородица о тебе радуется». То есть мы, конечно, должны говорить еще и о космизме в древнерусском искусстве. Это тоже отдельная большая тема.
Что здесь, собственно, нам говорит Флоренский? Во-первых, он говорит нам о мире, о мироздании, как, так сказать, если хотите, невесте человека, да. О невесте человека. То есть, а что такое отношение… к невесте и жене человека? А что такое отношения мужа и жены? Отношения мужа и жена – это отношения внимания, заботы, попечения, любви и абсолютной ответственности. Вот в этом, собственно, смысл брака. В том, что двое становятся одним. Становятся единым.
Значит, здесь вот в такой метафорической художественной форме Флоренский обозначает нам мир, вообще всю вселенную как равновеликую нам и как поприще нашей ответственности и любви, нашего внимания, попечения и заботы. Нашего взращивания. Потому что, опять же, мы понимаем, что в браке люди взаимно растут. И каждый отвечает за другого.
Ну, собственно, как вы понимаете, мировая философия, она много разных моделей взаимосвязи человека и космоса выстраивала. В античной философии макрокосм — огромный космос, в котором была идея,.. который соотносился, и это очень важно, с идеей упорядоченности, с идеей порядка, с идеей строя.
То есть мироздание, оно стройно, мироздание заключает в себе идею красоты, идею строя мира. И поэтому оно, так сказать, с точки зрения античной философии, оно противостоит хаосу. Оно противостоит, так сказать, мионической действительности. Вот. Космос. Макрокосм – огромное мироздание. И микрокосм – человек, который тоже есть космос. Который тоже есть вселенная. Безграничная вселенная, потому что неизмеримая абсолютно. Потому что глубина мысли, чувств, духовных движений и творческих возможностей человека, она безгранична. И поэтому в этой своей безграничности, в этой своей потенциальности, в своих творческих возможностях, в своих духовных возможностях человек равновелик универсуму. Поэтому мы можем их соотносить. Хотя, казалось бы, с точки зрения размеров, внешних размеров невозможно соотнести пылинку-человека с огромным мирозданием.
И, кстати, вот на невозможности так их соотнести строился целый ряд, так сказать, философских систем и духовных систем, когда человек мыслился как ничтожная величина, quantite negligeable, как говорят французы. Пылинка на лике Земли, от которой ничего не зависит.
Так вот, в философии космизма, и это очень важно, человек – он равновелик универсуму. Но он равновелик ему не в плане гордыни, а в плане вот этой самой, как уже сказала, взаимной ответственности. Потому что что он должен делать? Он должен быть с ней в единении, он должен возделывать мир, управлять им, вести его к просветлению и одухотворению, направляя стихийную мощь и хаотические порывы в сторону творчества, чтобы явился в твари её изначальный космос.
То есть человек, он умножает красоту мироздания, умножает порядок мироздания. Он совершенствует мироздание. И он должен справляться с хаотическими стихийными силами мира, чтобы просветлять вот эту подлинную красоту мира.
Собственно, с чего начиналась философия всегда? Философия начинается с удивления. Вот греки говорили, что начало философии – это удивление, восхищение. Собственно, и начало человечества, оно тоже во многом связано с этим открытием мироздания, с открытием Вселенной.
Представим себе человека первых времён. Наших далёких предков, которые смотрели на звёздное небо. Собственно, вот это измерение звёздного неба, оно очень важно во всех философиях и религиях. Философии и религии — они космогоничны , они включают в себя мироздание. И вот этот момент созерцания звёздного неба очень важен. Он очень важен вообще в духовном и творческом становлении личности.
Вот мы здесь видим фигуру Михаила Васильевича Ломоносова. Ломоносов – один из мыслителей, которые тоже являются предтечами космизма. Так вот, у него есть такое «Утреннее и вечернее размышления о божьем величии» , где он говорит:
Открылась бездна звезд полна;
Звездам числа нет, бездне дна.
Бездне дна. Вот, там:
Там разных множество светов,
Несчетны солнца там горят,…
Это открытие безграничности мира. Здесь человек выступает как созерцатель Вселенной. И, собственно, долгие годы человеческой всемирной истории, человек и был таким созерцателем Вселенной. Мы не включали мироздание, так сказать, в сферу нашей творческой деятельности. Поприщем человечества была Земля.
Русский космизм уже начинает это делать. Он включает человека в эту перспективу, он говорит о человеке как деятеле в мироздании. И это очень важно! То есть вот в той фразе, которую я вам процитировала Флоренского, там человек не просто созерцатель, так сказать, вот этого прекрасного мира, он – деятель в нём. Более того, он любящий деятель, ответственный деятель.
А что такое любовь? Любовь, она как раз и рождает это чувство ответственности существа осознающего и за Землю, обитателями которой мы являемся, и за Вселенную.
У Фёдорова был такой образ Вселенной, который пока как бы, обездушена, в которой пока нет жизни. «Бездушные ныне, холодно и как бы печально на нас смотрящие звездные миры. И человек, как созерцатель мира, он должен сделаться правителем мира в процессе истории» . Правителем мира в процессе истории. Причём это есть некий его долг. И для того как…
И для того, чтобы понять почему, собственно, философия космизма рождается, почему она приходит сознанием этого долга, мы сейчас с вами пробежимся немножко, пробежимся очень пунктирно, собственно, по литературе. Потому что литература в России, она готовила явление космизма. Литература в России, она как бы задавала те вопросы, на которые философам-космистам потом, во второй половине XIX века … в XX веке, пришлось отвечать.
И, прежде всего, это вопрос и тема места человека в мироздании.
Вот мы видим отрывок из оды Гавриила Романовича Державина «Бог». Она начинается с образа божества, творящего мир. Всемогущего, всеблагого, всеведущего божества, которое сотворило эту огромную вселенную. И вот от образа Бога, как творца, он приходит, Державин, к образу человека. И пытается понять, в чём же место человека в мире. И как он это определяет? (Цитирует):
«Частица целой я вселенной,
Поставлен, мнится мне, в почтенной
Средине естества я той,
Где кончил тварей Ты телесных,
Где начал Ты Духов небесных
И цепь существ связал всех мной».
[Державин Г.Р. Бог. 1780-1784 гг.]
Итак, что мы видим? Что человек вот на этой лествице существ, да. Вот этой восходящей лествице развития. Восходящей лествице тварного мира. Он поставлен в центр, да. В центре мира. С ним связана цепь существ.
«Я связь миров, повсюду сущих,
Я крайня степень вещества,
Я средоточие живущих,
Черта начальна Божества».
Вот это тоже очень важно. То есть человек, он как бы является вершиной вот этой восходящей лествицы развития. Восходящей лествицы развития, вершиной её.
В нём, как говорит Фёдоров, философ-космист, природа приходит к самосознанию. То есть впервые природа становится мыслящей, природа начинает осознавать самое себя в человеке. Это очень важный этап, собственно, эволюции Вселенной. Когда появляется не просто жизнь, а появляется жизнь мыслящая и творящая. И она связана с человеком.
«Я средоточие живущих,
Черта начальна Божества.
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю;
Я Царь, — я раб, — я червь, — я Бог!»
Здесь декларативно обозначена, собственно, обозначено то, что философия и литература XIX века будет называть парадоксом человека. С чем тоже будет пытаться справиться философия космизма. Что такое парадокс человека? Это то, что человек в мысли в воображении, как существо, обладающее разумом, нравственным чувством, осознанием идеала, способностью к целенаправленной творческой деятельности, человек – существо потенциально бесконечное в своей деятельности, в своей активности, в своём творческом призвании. Но физически человек – существо ограниченное и смертное. Существо, подверженное стихийности, случайности. Существо уходящее, фатально уходящее с лика Земли. И это создаёт вот этот самый разрыв между физической и духовной природой человека. И космизм, он тоже поставил, так сказать, проблему решения этого парадокса, преодоления этого парадокса человека, как задачу истории. Вот здесь это декларировано. То есть «я – царь», я – царь в мысли и воображении, но я — раб. Я – червь, но и Бог. И вот это божественное призвание должно вести меня к совершенству.
Ну, про предтечи мы говорили. Так, пойдём дальше. Вот.
Когда я говорила, как раз, вот об этом парадоксе человека… и заостряла внимание на сознании смертности. Одним из глубинных переживаний человека в истории и в культуре является его переживание и соблазн того, что от него ничего не зависит. Соблазн того, что он, так сказать, бесследно проходит. И стирается память о нём в истории. Вот. Человек умирает и ничего не остаётся. Вот мы здесь видим замечательные строки Тютчева, которые написаны были после кончины его любимого брата (цитирует):
«Бесследно все — и так легко не быть!
При мне иль без меня — что нужды в том?
Все будет то ж — и вьюга так же выть
И тот же мрак — и та же степь кругом.»
[Тютчев Ф.И. Брат, столько лет сопутствовавший мне… 1970 г.]
Вот это вот неприятие человеком своей смертной участи — это то, что, собственно, является одним из таких сущностных свойств человека. Вообще его природной истории. И, собственно, человеческой истории. Более того, Николай Фёдорович Фёдоров, философ-космист, он говорил о том, что само начало человечества, оно тесно связано с переживанием смертности. Сознанием смертности. Причём, не просто смертности себя, но и смертности другого. Откуда истекает чувство любви к другому.
И вот, собственно, и религиозное творчество, и культура — это есть, как бы, грандиозная попытка человека преодолеть смертность. Преодолеть эти видовые, биологические, да, онтологические пределы. Вот. Выйти за них. Но то, как человек, так сказать, переживает смертность, очень хорошо демонстрирует нам Лермонтов. В прошлом году мы 200-летие Лермонтова с вами отмечали. Это великий бунтарь вообще в культуре XIX века. С одной стороны, бунтарь, а с другой — человек, переходящий, как раз, от идеи бунта к идее ответственности и любви. Уже в позднем творчестве. Так вот в 16 лет Лермонтов пишет своей кузине Марии Лопухиной:
«Жизнь моя – я сам, я, который говорит теперь с вами и который может в миг обратиться в ничто, в одно имя, то есть опять-таки в ничто. Бог знает, будет ли существовать это «ничто» после жизни! Страшно подумать, что настанет день, когда я не смогу сказать: Я! При этой мысли весь мир есть не что иное, как ком грязи».
Посмотрите, какой вираж делает здесь его мысль. То есть осознание того, что я — человек смертен. Что в любую минуту я могу обратиться в ничто. А Лермонтов, действительно, очень рано обратился в это ничто, ему было всего 27 лет, когда он погиб на дуэли. Вот это сознание смертности, этого дамоклова меча смерти и конца, который висит над человеком, рождает в нём онтологический бунт. То есть, он говорит о том, что если я смертен, то какой смысл тогда имеет всё существование. Весь мир, всё мироздание — это только ком грязи.
Космисты будут писать о том, что сознание смертности, очень часто оно свое изнанкой имеет вот этот метафизический бунт.
Продолжение следует.